Передвижные Суводи при участии Светланы Спириной

Светлана Спирина – художница, работает с изображением в расширенном поле, включая перформанс, видео, цифровой коллаж. Среди важных для художницы тем: переплавление физического присутствия в цифровое и обратно, хореографирование медлительности, усталость и истощение. Окончила Уральский федеральный университет по специальности «Философия» в 2012 году и Высшую школу прикладного искусства (VSUP/UMPRUM) в Праге по специальности «Фотография» в 2019 году.

«Передвижные суводи посещают "поющий газон" и беседуют с Профессором о мухах, осах, муравьях, зайцах, магии, ведьмах и колдунах»

«Передвижные Суводи» возникли в мае 2023 года лесного, но векоисчисление считают истреблением икоса истины, поэтому одновременно потребны им истории/малевания и вятских кудеяров, и барочных кудесников. В своих передвижных балаганчиках «суводчане» перетряхивают, словно истовые утильщики хлам, обскур, куриозы, «жабьи камни» и «гипнэротома́хии», Куркыля и Ольхового Короля, архи-ископаемые мотивности и хонтологические фольклорности.

***


Действующие лица:

«Передвижные суводи»:

Муся Безмизица
Бася Безмисица

Профессор
Толпа
Садовник Хортуланус, он же «призрачный заяц», он же Григорий Шарабара

***


Толпа: Сегодня Профессор любезно согласился рассказать нам о тех маленьких животных, которые здесь у нас на газоне присутствуют. Ведь должны же мы, в конце концов, знать, о ком заботимся.

Муся: Маленькие! Животики! По травам посмотрим!

Бася: А среди них есть болотная и полынно-жёлтая жабы, три вида ящериц и десяток грибов-паразитов?

Профессор: Ну, прежде чем говорить, давайте посмотрим, что есть, а там уже посмотрим. Возможно, здесь забаву мы не поймаем, просто расскажу, что может быть. Во-первых, видите, что летает? Смотрите, что это такое вот се́ло.

Муся: Большое село́? Степанчиково? Тогда я Настасья Ежевичкина.

Бася: В сёлах часто иконы летают.

Профессор: Определенно. Вон туда – на чёрное. На чёрное вот это вот. Курточка да пальто. Увидели, нет? Не увидели?

Бася: Увидели!

Муся: Как же не увидели! Ещё один гад-кукловод! Манджафуоко!

Девушка: Пожалуйста, не ругайтесь!

Муся: Пфи… Это же из Пиноккио. А Вы знали, что Pinocchio — это семечко сосны…

Профессор: Ну, чёрное такое вот се́ло.

Муся: Чёрное село́?

Бася: «Великая тьма». Так выглядит космическое ничто, первозданный хаос. Действительность затемнена… Действительность затемнена вымыслом! Более того, действительность операбельна. «Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта?»[i] Наивность школьника-фигляра. Но это нам на руку, господа тленного мира. Пинцет, скальпель. «Анатомия мира». Ещё епископ Глостерский Готфри Гудман в XVIIвеке в «Падении человека» писал о неостановимом порядке мира, но этот порядок неиссякаем на различные бедствия. Землетрясения, циклоны, кометы. Но это лишь приготовления перед великим смешением. «Последствия падения человека (то есть первородного греха, отсюда заглавие сочинения) затрагивают и род человеческий: он оказался подвержен болезням и испорченности как физической, так и моральной. Человек и мир стремились бы к хаосу (то есть к беспорядку или энтропии, как мы сказали бы сегодня), если бы были оставлены следовать самим себе; сотворивший их Бог сдерживает эту тенденцию, однако после падения все вещи неизбежно закончатся великим смятением, когда все элементы смешаются друг с другом»[ii].

Отчетливость? Тьмы? По крайней мере, то, что конструируется в отчетливую эмблематику за пределами консумации брака тотальности и инаковости. Нет, это не брак неба и земли! Неги и земли, как потаенной древне-вскопанности. Но фрагментации я тоже опасаюсь.

Опасаясь, являюсь сторонником катастрофизма, в противовес эволюционизму. «27 переворотов и последующих творений организмов, происходивших после весьма длительного азойского периода»[iii]. Как писал Альсид Десалин Д’Орбиньи. «Для ансамбля природы необходимо, чтобы все организмы были созданы одновременно; они взаимосвязаны»[iv].Делаем разрез, не боимся, смотрим на слои. «Анатомия мира».

Холистическая жизнеспособная целостность? Конечно, это не то же самое, что свежевание меня на паспортном столе. Скорее игра на границах объекта.

Всё это время я смотрю на пустую конфетную обёртку. Нет, мне не хочется смять, я желаю изъять её из утопического периметра. Что говорите? Дикий газон? Разве это не разновидность «загородного рая», ловкий бросок в субурбию. И это тоже, да, только называется иначе. Ведь всё великое в природе — это, в сущности, набросок с границы возможного.

Прошу, профессор, продолжайте, иначе мы провалимся. Нам нужно укрепиться на этом газоне.Действительность, укрытая от глаз ворсистыми зелёными туманами, как в рекламном тексте…

Профессор: Хоро…

Бася: Хо! Знаете, мне тоже пришлось кое-что пережить. И не во сне, а наяву, собственными глазами!

Муся: А я вспоминаю нашу сестру Анку. «Анка шагала за отцом, нащупывая палочкой дорогу. Она ничего не могла сказать ему. Ей давно уже внушили, что она слепая, „наказанная богом“, никому не нужна, что живет она на свете по милости и доброте зрячих»[v].

Бася: Итак, однажды мне пришлось… Побывать в чёрном селе. Я сейчас не могу вспомнить название. Разнокачественность пространства – это дегтярный клапан.

Муся: Бжзезмисчисль?

Бася: Вполне возможно… Может быть да, а может быть и нет. А может быть, Сыренец? Никаких газонов там и в помине не было. Село это окружено с одной стороны озером, а с другой рекой, а с двух остальных сторон болотами (или как их называют местные «пучинами»).

«Предки сыренчан – беглые от рекрутства из России и от крепостного права крестьяне. Заметна довольно сильная дегенерация: дети то хромые, то косые, сплошь и рядом эпилептики, там же много наследственных алкоголиков. Положение женщины – положение рабы. Мужа называют „мой хозяин“»[vi].

Знаете, Плиний писал, что «Латифундии погубили Италию», имея в виду
земледельческое сословие Древнего Рима, которое«вследствие вечных войн было вытеснено крупными землевладельцами»[vii]. Всё напрасно, «если почву обрабатывают рабы и арендаторы, совершенно не заинтересованные в том, чтобы сохранить богатства почвы для будущих поколений».[viii]

«Кроме того, вместе с латифундиями распространялось отгонное животноводство, а пастухи вряд ли считались с нуждами земледельцев, так что поля оставались без удобрений. Примерно с 200 года н. э. вечной проблемой Римской империи стали заброшенные поля (agri deserti). Возможно, основным мотивом бегства с земли был уход от растущих налогов. Тем не менее трудно объяснить это бегство, если не предположить, что доход с земли упал, ведь вряд ли в позднеантичный период людей особенно влекли к себе города. То, что упадок Римской империи сочетался с деградацией сельского хозяйства, подтверждено многократно. А нашумевшая теория об изменении климата, опираясь на которую Эллсворт Хантингтон в 1917 году развязал дискуссию об экологических причинах упадка культур, не выдержала проверку временем»[ix].

Толпа: К чему это он всё?

Муся: Он же о мухе. Только боюсь он сейчас врубит свой фолк-локатор. Он когда о мухах огласовку чует, то жужжание начинается, и голос чуждый населяет его.Жужас! Мается!

Профессор: Кто сказал муха? Ещё рано.

Муся: Муха?

Профессор: Замолчите!

Муся: Хорошо, эрзац-муха, церемуха.

Бася: Да, нам не обязательно искать (шепотом) муху. Её вообще не следует искать, если можно изготовитьискусственным образом. «Истинная искусственная магия производит истинные эффект»[x]. «Без увлечения техническими устройствами, без технического перевоспитания мы сегодня попросту не смогли бы открыть для себя и своих чувств природу, населенную дикими животными. Природа – разнообразная и дикая, богатая зверьем всяких видов – теперь, как правило, недоступна. Пространство, не охваченное урбанизацией, разделяют демаркационные линии, и вход туда воспрещен»[xi].

Профессор: Что это за чушь?

Бася: «Маг может сделать так, чтобы по его прихоти как растения, так и животные появлялись на свет, но только такие, что возникают благодаря гниению, как то: мыши, вши, мухи, змеи и черви, но слоны, кони или люди – нет. Говорят, что Архит изготовил голубя, летавшего с другими птицами, а в Германии при дворе императора Фердинанда видели рукотворного орла»[xii].

Муся: «Ну не верю я, что в этих [модельках] есть плоть и дух!»[xiii]. «Истинная магия пьёт посредством духа»[xiv]. По-моему, есть одна магия – Любовь.И разве орлы тоже порождения гниения?

Бася: По крайней мере, в «гнятении» орлы замешаны.Орлы те ещё хулиганчики. Вспомните, ацтекский пантеон. «Например, изображение орла, сидящего на кактусе нопалли и клюющего его грушевидный плод, передает ацтекскую мифологему о дневном солнце (орёл), сидящем на мировом дереве (кактус) и подкрепляющем свои силы сердцем человека, принесенного в жертву (плод нопалли)»[xv]. Так и напали на бедный нопалли. Сущие мухи!

А мухи… «Мухи слетаются на падаль. Сначала несколько медных пластинок погружаю в медовую воду, затем пластинку по всем законам химии размягчаю пеплом или горячим песком, или подкладываю к углям и так вложу в подогретый конский навоз. Сперва при помощи микроскопа наблюдаю зарождение невидимых невооружённому глазу червячков, затем они меняются, заметно уподобляясь мухе, и растут в не совсем сформированных мух. То же действо самостоятельно можно пронаблюдать в экскрементах. За этим наблюдал даже Аристотель. "Мухи, — говорит он, — порождаются из червей, питающихся навозом, поэтому они обязаны к нему вернуться; вылупившись, они имеют способность различать из всего разнообразия навоза такой же, каким питались, находя свой навоз"»[xvi].

Муся:
Мураш, обследуя стол,
На мертвую муху набрел.
В понятии муравьином
Она была исполином[xvii].

Бася: А ты что мураш?

Муся: Мурашка. А ты давай рассказывай.

Толпа: Хватит!

Бася: Знаете, в том селе у меня случился разговор со священником. «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым»[xviii] – был мне голос. Пошёл к священнику о. О. Изложил ему цель своего приезда, испросил у него совета, но на матерьял не надеялся, «т. к. народ здесь крайне скрытный, и подозрительный и совершенно чужой человек не добьется тут ни одного слова»[xix].

Однажды разразилась сильная «падара»[xx].

В этом лихолетии многие храмы разрушали, их превращали в зернохранилища, их спасали пополам. Даже и для скота загон был. Вот это кинотеатр. Дискотека была, плясали тут. По всей стране катком прокатилось в время лихолетия. Господь говорит, чтобы тяжесть на сердце не было. Он не о чреве, а о сердце. Оно ожиреет. Когда для нас много благ, таких земных, мы забываем часто о Боге. Вот как солнце светит. Солнце круг, свет, тепло. Но солнце одно. Господь, отец, сын, святой дух. Как для нас это понять? Муравейник. Муравьи там болеют. человек чтобы спасти муравьев стал муравьем. В эту среду вошёл, в них. Он пострадал за этих муравьев. Что Господь сделал? Он взял грехи все наши на себя, добровольно пошел на крест, его распяли, и Господь в третий день воскрес, то есть Он и вознесся на небо.

Профессор: Муха, конечно. Мух очень много в Кровостове. Это не обязательно мусциды, которые встречаются в наших домах. У нас Musca domestica. Есть такая комнатная муха, домовая муха. Потом по осени появляются жигалки. Вот знаете, как говорят, муха – к осени, ну такая народная притча, что муха к осени кусаться начинает. Вы слышали?

Бася: Слышали. А теперь вы послушайте!

Муся: Нет, нет, давайте лучше я! Опасно тебе этой штукой пользоваться! Заговариваешься народищем! «Рубил мужик в лясу дрова и подхо́ди ён к дереву одному, а в ём дупло большо́. Слышит ён пищи в дупле кто-то. Злянул туды́кося и види: в дупле три золотых дятёнка, а по колени серебряны. Хотел мужик взять их, а яны кусаются. Вернулся ён в дярёвню, рассказал другим, пришли вси смотреть, да никово уже не было»[xxi].

Сдаеца мне то зайцы были! Передовые! Авангардины! Кровопиицы то же!

Профессор: Нет, нет, это другая муха, это совсем другие мухи, другой вид. У них, того аппарат, вообще у мух он такой мягкий, мягенький. Там есть, конечно, зубчики, чтобы соскабливать, что-то твердое. А так это такие губочки, которые классно приспособлены к тому, чтобы впитывать всю жидкую пищу. А у жигалок всё-таки развит элемент ротового аппарата. Он такой твердый, и они могут кусать.

Муся:
«Представьте себе широкий деревянный сарай, тесно загроможденный калильными горнами и разнородными машинами, между которыми оставлены небольшие площадки и проходы для рабочих и вообще для путей сообщения»[xxii]. «Все это гремит, стучит и мечет искры. Кругомвсе темно и черно от стародавней копоти, насевшей густыми
слоями на стены, машины и людей. Свет прорывается толькоиз мелких скважин в заслонках печей и чуть обрисовываетнебольшие группы стоящих возле печей работников»[xxiii].«Вот где-то раскрыли жерлогорна, красные струи света прорвались в сарай и на несколькоминут ярко осветили и почерневших работников, и весь хаосдвижения; но закрыли жерло, и тьма стала как будто еще темнее»[xxiv].«Лежу я однажды у горна на фабрике и вижу. Идет к горну ребёнок 2–3 лет на вид… Я перекрестился и сказал: “Господи благослови”, и ребёнок, сделавшись зайцем, прыгнул в горн и исчез. Это видели и другие»[xxv].

Бася: По-моему,тут всё объяснимо: он был перенесён из условий крестьянской избы, где для поддержания тепла ему могли потребоваться 3 собаки или 5 котов. Знаете, что австралийские аборигены использовали собаку как единицу измерения низкой температуры. Если ночь выдавалась холодной, то говорили, что эта ночь 4-х или 5-ти собак. Столько песьих требуется, чтобы согреться!

А знаете ли вы историю о рыцаре Оуэне? О прививке от скоротечного блаженства? И они повели рыцаря в гору и там велели ему смотреть, спрашивая какого цвета кажется ему небо с места, где они находятся; и он отвечал, что неба цвета раскаленного золота, похожего на цвет пылающего горна, и тогда они ему сказали: ты видишь вход в небо и двери двери рая»[xxvi].

Толпа: И что же он? Что же он?

Бася:

Муся: Кусачьего типа. Любимое!

Бася: Всё тебе про кусачье. «Вот Кирхер приближается к окну и в ужасе отшатывается – он ясно увидел чудовище, которое ползло по оконному стеклу. Лупа выпадает из рук, но на окне уже никого нет. Что же это было? Муха, обыкновенная комнатная муха, которая попала в поле зрения увлечённого монаха»[xxvii].
«Прошло два года, и Кирхер объявил, что ему удалось увидеть какие-то невероятно мелкие, не видимые невооружённым глазом живые существа в протухшем мясе, скисшем молоке и даже в крови больных»[xxviii].
«Триумфальное шествие человеческих империй было также триумфальным шествием крыс, насекомых и микробов»[xxix].
А ты знаешь Максим Горький их ненавидел! Кусачих всяких! И вообще газон бы ваш пожёг! Когда он объявил «борьбу на истребление». Я считаю, что прежде, чем обследовать газон, мы должны уничтожить памятники Горькому, а улицы названий мушиными названиями.

Профессор: А ведь вы отчасти правы! Мух очень много!

Бася: Вот-вот. На весь город хватит.

Профессор: Вот жигалочка.

Бася: А вот и зажигалочка!

Профессор: Жигалочка! Ну посмотрим, что еще здесь есть. У меня в руках энтомологический сачок, который предназначен для того, чтобы делать энтомологические укосы. Это тоже укос по траве, но мы не скашиваем траву, а мы вылавливаем, по-научному обитателей хортобия, на урбанизированной территории, обитателей травостоя. Никого не поймал.

Бася: Не всегда удачна ловля. «Спаситель глупенькому не дался»[xxx].
Муся: Отсюда твоя холистическая меланхоль! Целое вот-вот бы расцвело, вот-вот бы расцвело, бац, а оно засохло, а ты хлопаешь глазищами, потому что на каждый шиш красотищи приходится терзающий шип.

Цветы тоже скачиваются.
Растения само не повреждаются.
Кое-что есть…

Интерлюдия

#корневища_буйной_плотскости;

скудные санки в отставке расходились
везя трафареты Ифигении на виселицу-веселицу
но знамо их ход в магию гофра на каникулах
орг газонирования дикования vegetabilis

наготы волос закаймить эту ссылку на лысую гору
соколиной ливневку соколиные ножницы в вепрях дождя
нас на мандрогоровый конешности
мы согласны пролить vita activa
на исполиновое желание дома

то нам жарко как в горне

то прияствуют нам у затиньев
лиственных игрищ тенищой
тимпановые оравы имитируют
сенажных езидов

исполиновое но подсказывают: желатиновое

#водоросли овощей;

недоросли ущипные слыли силистыми:
гиблость на биста суметь в пары ход
часы коменданта в заводи тиневеющей.
шатко
вслепь кукуш расталкивал близнеца-альбиноса
(уже похитители застарели, искусаны истуканы),
в сонной мороси падал в пестерь смерти тот (или друг) –
соперник «никаких» выписок, взрывающихся угод
трактатов-самобранок
в хлюпких ямах «Амба!»

#бурьянное_и_полевое;

#инстинкт; #вторгающийся_в_сады ;

фигурация поцелуя помещается в футляр
шар фей, fairyball,
где множество фиалковых двойников
устраивает качели, ради отчала весьма иоваго

#аффект; #заблагоухало; #заотсутствовало;

заблагоухохо!

топотоп засвищал-попрощался: звон заухом,
начинает шелестеть каждый похрип громче обычного,
передолбóм мирное здыханное, пращурья задребеж!

#дыхальца листьев задышали пылающим хлорофиллом;

неладна трудодня трухотня вашего визита,
толика ушла и завалялась уже заловая омарина
щас ещё если не соновий засов
дыхальца только царей поневольных
иммуномутантов, дыхальцами шалят
и жалят до нéвкуса

#монструозность_чрезмерности;#ядовитое_произрастание;

исполиновое но подсказывают: желатиновое

пришло заморозковое гнездо, развило пуховую резвость и поразводило Бóйней; Раскусали зеленных наконечников и им пожелтело и птиц всех потягивало
потяя-ягивало.

#телеснение_высокоствольных_парков;

прославляемость осоеда весной, но теперь августирован пир

#абстракция, проживаемая_через_автономность_выражения ;

Не видывали ли в ранах гуся?
Того, что я-отцепень принял.
Костры распрыскивают ход боковинный.

#толстомясая_зелень;

Толстосямсязеоер (Теряна тетивна репличкаа)

инапертва мы разрезаемы и упорно
тянемся против выкоса наперсники
ковыля откормленного противви-
тия трав пала воды бы на углие лить
сметничное
земляничное

#разрастание; #видимость; #живость ;

#конфигурация_плодовитости

Провожу синицелев, их много туем,
роем ластятся и жуя зазубрину росточков попереди скота;
Им и леча кричу:
«Залезаи слевные степи с поровнурастурщей растениной,
кладезная зарянок былой и их позатягивало».

Но у вас-то же желта жабра; вы просто отскачетее

***


Профессор: И вот шмель. С собой у меня еще есть морилка. Сейчас вам покажу разные элементы. Инструменты для для интомола, для гадания обходимые. Это морилочка.
Простите, у нас не получается какие-то эксперименты. Я чуть-чуть приморю шмеля, потом его отпустим. Тут есть шмель. Вот он. Шмели очень мирные насекомые. Очень. Несмотря на то, что они серьезно защищены. Именно потому, что они серьезно защищены, надо с ними быть очень аккуратными. Но бояться их не нужно. Потому что он сам никогда на вас не нападет. Мы его сейчас не убьем. Мы только усыпим. На хлороформ.

Муся:
На хвороформ? Так мы все захвораем!

Профессор:

На хлороформ.
Он потом очнется.
Да, неплохо, интересно.
Вот, сейчас мы его возьмём!
Вот, смотрите, какой шмель!
Вот у него ротовой аппарат.
Видите какой длинный-длинный язычок.
Видно?
Вот он сейчас вытащил его! Вот видите как!
Вот это язычок, так называемый язычок.
Видите, полуживой.

Бася: «… пчёлы вьются над головой, то загремит оркестр трубачей, шмель бьётся по стеклу, пение какое-то пронесется струёй, чей-то голос жалобно завоет, и всё в одном тоне, – диссонансу ни малейшего»[i].

Муся: Жава на конце готова меня ужалить

Профессор: Видите, какой остренький?

Муся: Ой, вы что не слышите?

Профессор: Вот сейчас на голубом фоне видно хорошо.

Толпа: Жёлтый текст на голубом фоне считается наиболее удобочитаемым!

Профессор: Вот такой шмель, у него родовое название Бомбус.Как бомба летающая.

Муся: Ужас! Бомба!

Профессор: Шмели, конечно, очень мирные насекомые

Муся: Вы так про всех говорите.

Профессор: Очень полезные. Если говорить о безопасности, то их просто не надо трогать, прижимать, делать им что-то неприятное, пугать их.

Муся: Нас тоже нельзя!

Профессор: Они там просто защищаются. А так, даже если, я не знаю, такое было у вас или нет, у меня очень много раз, когда вот ходишь потный, особенно вот руки потные, и они вот садятся на руки, вот на ладошку с тыльной стороны, и начинают язычком слизывать пот. Бояться ничего не надо, им нужен от вас только пот. Махаться не надо, не понравилось – сбросьте! Иногда они реагируют на яркое что-то. В яркой футболке пришли там, да, или бейсболке.

Бася: Бейсбольный мяч в футляре – это я.

Профессор: Вот они на яркое реагируют, прилетели, круг сделали, поняли, что вы совсем невкусные, да, и улетают дальше. Поэтому, в общем-то, их бояться не нужно, вот, а польза, конечно, большая. Есть, конечно, вредители некоторые, которые просто не опыляют, а делают в цветах такие надкусы, выедают что нужно, не опыляют, но таких немного, в основном, это всё-таки, как сказать, добросовестные опылители, вот у них для этого есть специальные приспособления, вот, смотри, дайте на примере вот этого шмеля посмотрим. Он не очень крупный, но тем не менее это довольно крупный насекомый. И шмель не крупный. Вот у него есть, помимо вот этого хоботка, который ему нужен, ну как бы не хоботок, это хоботок-язычок, правильно сказать, да, вот язычок. Видите, какой он длинный, длинный какой. Ну понятно, удобный для того, чтобы доставать нектар. Иногда нектарники глубоко сидят у цветов, и у него есть, но ведь шмели они же общественные, они небольшие, но тем не менее такие сообщества устраивают семьи, вот, ну и вот особенно сейчас уже лето, но, наверное, в мае замечали, первые насекомые – это шмели. Это просыпаются самки, основательницы, которые начинают посещать первоцветы, собирать нектар. Им нужно собирать пыльцу, чтобы кормить своих личинок. Как они это делают? Как и пчелы. Точно так же устроено у них. У них есть вот на задних... Увидели где он? А я не вижу. Нет, это я сделал неправильное движение.

Муся: Вообще в траву лучше насекомой не кидать, потому что тайвы не найти.

Толпа: Тайны?

Муся: Нет, Тайвы. Известный исследователь фольклора синьцзянских ойратов, писатель, переводчик и журналист А. Тайва (1928–1995). Он написал сказку «Үнңкр Төрлгч сəн хан». В ней воспевается страна благоденствия Ой-Джиргаланг, которой правит Унэкер Торлегчи-хан. Развязка сюжетного звена «Смерть жены хана», как и в письменном варианте, начинается со сборища пятисот ведьм-шулмусок, на котором они решают уничтожить благоденствующее государство Унэкер Торлегчи-хана[ii].

Толпа: Целых пятьсот! Шумовок!

Бася: Ты же о ведьминских сетях? Дистанционное воздействие без прямого контакта.Мириад сигналов.Математическая анонимность. Скулящая статистика! Или институциональное выражение социальной девиации? Прожечь ведьмой свечой глаза. А Анка та не ведьмой была?

Муся: Дурак! Колдуна ловили! Чтобы питье шло через пережжённуюмерёжу пошло, ловят рыбу — а сеть потом в огонь, да до пепла. В питьё колдуну! «Как от сети узла никто не может ниразвязать, ни распустить — ни еретик, ни клеветник, ни завидник, так же бы рабу Божью (имярек) никто не мог бы ни испортить, ни изурочить»[iii]. Наладили-нагадили. Он ёжится, ёжится будет, пить ему в не охоту, но пьёт! Да вот в ёжа из зайца и превратится!

Бася: Понимаю! Наставление о невозможности вечности всего сущего и неизбежности смерти.

Муся: Эй, дефектоскопный, выключай свои огораживающие патриархатные режимы! И кто тебя на это надоумил?! Где этот проклятый транслятор скрывается? Подождите, сейчас одну проверку провернём.

Муся (даёт Басе пощечину): Вот тебе!

Бася: За что?!

Муся: Так я и знала! Как же ты забыл, что «при расставании со старшим чиновником Аянган-тушимелом девятилетний царевич плачет, не желая расставаться с ним. Поскольку уговоры не действуют на мальчика, то его старшая сестра решительно приводит его в чувство отрезвляющей пощечиной»[iv].

Профессор: Вот сейчас увидите или нет, смотрите, у них есть такие приспособления. например, вообще ножка. Вообще не говорят вот у насекомых, вот если допустим у собаки, у кошки что, лапы? А у насекомых ноги, не лапы. Почему? Это неправильно говорить лапы, потому что лапка — это часть ноги. Сложная нога, членистая, есть бедро, голень, всё как у нас с вами. Только у этих коленей нет. А у пауков коленки есть. А у этих нет. И есть лапка. Лапка ещё состоит из трех членников. Здесь три, бывает пять членников. В общем у них вот так. Называются ноги. И разные части ноги. Вот то, что вы сейчас видите с пятнышком таким, видно? Вот такой пятнышек. Не видно? Вот я тыкаю его вот туда. Это голень, расширенная голень, на которой вот то, что серенькое, это уже прилипло, пыльца. Вот это корзинка. Вот это корзинка. Вот это корзинка, так называемая корзинка. Вот если её взять чистую, то она гладкая на самом деле. А по краям у неё щетинки. Вот видно, что блестит верхняя часть. А вот это вот уже налипло, пыльца. Вот так работает. Это корзинка, у неё гладкое дно и щетинки крепкие по краям, на которых все это задерживается. А как это всё делается? Он сам таскается по цветам,

Бася: Вот это корзинка. Вот это корзинка. Вот это корзинка, так называемая корзинка…. Таскается по цветам, таскается по городам. Это навело меня на мысли. Знаем мы таких. В селе тоже такой был. Хотите расскажу легенду о призрачном зайце?

Толпа: Нет! Опять зайцы!

Бася: Неужели в детстве вы не любили сказки?

Профессор (не обращает внимания): Он сам таскается по цветам, пачкается, и на всём теле, как у пчёл, так и у шмелей, естественно, собираются пыльца. Дальше её нужно собрать. Чем? Для этого есть ещё одно приспособление, опять же, на задних ногах. Это так называемая щётка. Она находится на первом члене лапки. Вот это, видите, ещё лапка, да? Такая тоненькая. Вообще, насекомых надо рассмотреть под увеличением, тогда вы многое увидите очень красивого.

Бася: Враки!

Профессор (продолжает): Очень красивые у них головы, вот у мух, у стрекоз и так далее. Так вот, первый членик лапки, он расширен. Вот он, тут он блестит. Вот он с обратной стороны, рыт пыльцами. Тут не очень хорошо видно. Вот он изнутри. Он не блестит и покрыт мелкими-мелкими волосками, которые выполняют роль щёточки. То есть он вот так себя соскабливает. А потом наголим как с ножа.

Толпа:
Мы собираем масло на хлеб.
Соскабливает, а потом наголим как с ножа.
Мы собираем масло на хлеб.
И всё собираем на корзину.
Ну что, оживешь или нет?

Бася: Вот-вот! Когда вы летним вечером бредёте под сумрачными деревьями, размахивая маленькой корзинкой, вы счастливы, вы небрежно размахиваете маленькой корзинкой. Внезапно под кустом вы замечаете мужчину с красивым лицом. Он подходит к вам, чтобы сказать пару ласковых. И тут! Чудесный белый заяц выскакивает из зарослей. Вы испуганы, но у вас есть силы, чтобы поднять корзинку. Но белый заяц вновь выскакивает из зарослей.

Профессор: Давайте я его несу в тени.

Муся: Не надо в тени!

Бася: Только не в тени!

Профессор: Да я не о вашем проклятом зайце!

Толпа: Чудесном, волшебном.

Муся: Знам, знам. Туды-сюды шастуны, лапами лупари, путные затуманы, ушканы ушлые, нёсы всякого бяся, да, Бася? Умишком тронуты, а не-не-недотроги. Гаркнуть надоб бродягам буйным отворотное слово: – Тебе, косой, пень да колода, а мне путь да дорога!

Никак нет, заклини удачу пахучу!

Бася: Ну, не такой он уж и чудесный. Но… Это потом. Напугав Вас, заяц исчезает в густой зелени. Вы мертвенно бледны. Он скрылся, не пожелав Вам даже доброго вечера. Бесполезно читать ежевечерние псалмы. Мысли блуждают, невозможно сосредоточиться. С утра Вы, словно в лихоманке отправляйтесь разузнать у местных жителей, что же это была за «тварь».

Муся: Снежную лепешку ему на голову! Русачине этакому!

Бася: Теперь представьте дом. Вот там за жёлтой крышей, вот такой весь с ржавой крышей. Вот весь такой из дерева, просто непокрашенный. Вот это с двумя окнами. Да, вот это вот. Там бабка жила. А потом сын, в общем, с матерью жил. Она умерла, он пожил. Никого там. А он стоит вот так просто. Ну он поэтому такой не развалившийся, а хороший. Он стоял хороший, он стоит хороший. Это вот кто-то лазает и видит его на окошке, а так он хороший был. Хороший пол. Да. Как будто вчера. Да, покрашенный, да?
А где-то по трассе дети у нас веселятся.
Зайчиков у них имя.

Толпа: Зайчиков?

Муся: Зайчикова нет. Только не Зайчиков! Я тоже росказню добавлю. Стол такой синеват был и рации у нас в детопомещени стояли, по ним сказки баща пускал из углов и кухонь, и вещало пока не заснëмся или что-то ещё вдруг; мы с братом почти одноматрасно, но моё-то ближе к рамам жалюзийным, я тогда в стену спала, сон о поле был грязном и долгом, с выстрелом в человека, ото сна отвернулась к свету через бортик кроват, там три заячьих рожи и ушей с шесть, красноформенно, в золотах воротник, нарядны!

Бася: Может это зайцы-рекруты?

Муся: Да будто важные заяцы, каретные!

А мне всë вворошитель и на окне самом зажалюзиж согнуто Маска-Сып сидыт, я кго так назвала, протяжная фигура была для нас, но зловеще оно было расставлено, расположение иконтрастно-переливчутость только пугало, нечастое такое, не жёлтые уровни, зарисовать бы это, сколько раз потом возникало, зимами одними, они вообще, с начал до концов янвырей заведомо плохи, года с четыре назад вывелось ещё, а год две тысячи одиннадцатый был

Бася: Ручей. Зайчиков у них имени нет.
Зайчиков? Зайчиков, вроде. Зайчиковы там жили старуха и старики. Сначала жил здесь, а потом... Слушай, это он, да? Бродил. Бродил в Мелеузе, ну, жил. А бродил? Ну! Нет, не местные. Они потом приехали. Делали жизнь, а потомприехали сюда жить. Как мать умерла, он всё... Ходил, кто даст, поесть. И уехал.

Профессор: Он должен ожить, я думаю. Это насекомые отряда перепончатокрылые. У них, видите, крылья, четыре крыла есть. Не как у мух, там два крыла. А у этих четыре перепончатой крылы. У них четыре крыла. Не как у мух, там два крыла. А у этих четыре полноценных крыла. Одно, правда, крупненькое крыло, другое поменьше. Но функционально у них двукрылость, что означает, когда второе крыло сцепляется с первым и работает как одно. И жилок у них немного. Всё?

Толпа:
Давай делаем.
Давай делаем.
Давай делаем.
Давай делаем.
Закроем, чтобы он вас не ужалил.

Муся: Я в тенечку нападу. Ой, нападу!

Профессор:
Вот и жилка выдержала для них немного. Всё.
Давайте, я вот так вот.
Давай, я вот так вот.
Чтобы он вас нечаянно не ужалил.

Муся: Я в тенечку вот так вот.

Профессор: Я думаю, он придёт в себя. То есть вот такие вот шмели и пчелиные, многие так устроены, и пчела медоносная. Так. Вот ещё пчелы разные. Вот ещё пчела. Это одиночные пчелы. Не знаю, сейчас как успеете, вы увидите или нет. Так, вот еще пчелы разные. Вот ещё пчела. Это одиночные пчелы. Не знаю, как сейчас успеете, увидеть или нет. Приходится их все равно морить, что делать. Иначе просто не узнаете.

Бася: «Тут только стал я замечать, что я один. Это чувство одиночества удивительно странное чувство. После я к нему привык, но сначала оно мне показалось как-то очень ново, и даже тяжело стало. Одиночество среди белого дня, на большой дороге, – это вовсе не то, что одиночество в комнате или в лес»[v]. Одиночные пчёл, пустошные!

Заморные! Как Люнебургская пустошь.«Cтала хрестоматийным аргументом для развенчания иллюзий традиционной охраны природы. Лесовод Георг Шпербер считает парадоксальным, что первым «охраняемым природным парком» был объявлен "последний клочок самого истерзанного лесного ландшафта Германии, Люнебургская пустошь". Другой автор вообще называет ее "ландшафтом экологической катастрофы"! Однако палеопочвоведение показало, что выпас продолжается здесь более 3 тыс. лет! Надо ли считать поросшую можжевельником пустошь истерзанным лесом, а не самобытной исторической формой природы с высоким биоразнообразием? На пустоши сложились собственные экологические взаимосвязи, например, между овцами, цветами и пчелами. Это обогатило и образ жизни людей, ведь человеку нужно не только дерево, но и мед. Овцы разрушили почвенный покров? Еще в 1904 году ботаник Пауль Грэбнер сомневался в том, сможет ли пустошь когда-нибудь "стать пригодной для формации, достойной называться “лесом”". Сегодня, когда овцеводство ушло в прошлое, люди, наоборот, стараются уберечь старые пастбища от зарастания лесом. Порой кажется, что забыт банальный факт – овца не только ест, но и удобряет почву, на которой пасется. Отходы овчарен еще в XVI веке считались ценным удобрением, позже овец иногда загоняли в лес для улучшения почвы (см. примеч. 43), а понятие "золотого копыта" живо в сельском хозяйстве и сегодня»[vi].

Профессор: Это оса-блестянка. Это паразитические насекомые. Они в основном на бусинице.

Толпа: А, то есть это значит, что у нас где-то здесь есть бусиница?

Профессор: А как без них-то вообще никак? Ну нет, я имею в виду, что мы богаты. Так обязательно, тут много чего есть. А почему, если бусиница, то богатая? Это вы решили. Это значит, что много уже всяких.

Газон ужина.
Вот, можете взять руку

Она не жалит

Оса-блестянка. Вот она.

Можете взять руку.

Толпа:

Оса-блестянка.

Довольно известная, популярная оса.

Профессор: По поводу поющего газона. У вас много очень молодых кузнечиков. Пока очень молодые.

Толпа: А, ну понятно. Отличные.

Профессор: Да. Это очень молодые. Так, если я сейчас найду. Я бы тоже никогда не определил её, как отказал. Так, ну конечно, потом мы ещё найдём.

Вот давайте клопа посмотрим. Вот ягодный клоп, обыкновенный, щитников. Без них тоже никуда. На малине, на шиповнике. Знаете, что они пахнут? Хотите понюхать? А просто взять в руку и ничего даже не делать и уже... Вот он сейчас не пахнет. Вот смотрите, понюхайте, он сейчас не пахнет. Ну да, будто бы и так и есть. А сейчас запахнет. Сейчас должен запахнуть, что-то он не пахнет. Забудился. А это кто сидит сбоку тут? Ой, уже упал кто-то, кто сидел. Пожалуй, панк тут посидел, пятнистый. Не попал, пока что. Дезодорированный? Странно, да. Какой-то непугливый попался.
У него очень красивые усики, смотрите, да? Какие кольчатые.

Муся: У зайца? Там кто-то в кустах притаился, вроде не заяц.

Профессор: Странно, да, удивил его немножко. Получилось? Да. Сейчас я его найду. Сейчас,сфокусировался. Ну-ка. Улетел. Многие уже улетели, упрыгали. Давайте мы будем двигаться дальше. Будете еще осуществлять поход?

Толпа: Обязательно. А как без него?

Профессор: Без него очень можно, конечно. Но пока не вижу много летающих. Там много разных видов. Сними. Может быть и пчелы даже есть. А вот здесь? Вот здесь. Пока не вижу, много летающих. Там много разных видов. Видимо, шмей. Может быть, и пчелы даже есть.

Муся: А с той стороны я вчера видела, что шмей или пчелай делали мурку в земле.

Бася: Легендарную Мурку?

Муся: Не знаю, может быть и жмурку делали.

Бася: Просто есть игра такая. Легендарная Мурка. На высоте 40 см. от земли натянута веревка. Дети – цыплята, располагаются за веревкой, это их цыплятник. Инструктор объясняет, как цыпушкам тяжело летать в стае. Начинается представление. Выключается свет. Бьют три или четыре барабана. За периметром курятника небольшой пустырь. Там прохаживается старуха Беззаборкина. Каждому цыпленку она выкрикивает оскорбительно. На ней длинное темное платье с огромным карманом на спине, через плечо перекинут платок. Время от времени она останавливается, вглядываясь в даль. Молчит так подолгу. Грызёт сухари. Цыплят это раздражает. Они хнычут.

«В землю на равном расстоянии вбивается ряд шестов, примерно одинаковой высоты – так, как это показано в различных исследованиях о происхождении ордера. Но к каждому из этих “готических” шестов по кругу крепятся гибкие ивовые прутья. Когда прутья с противоположных сторон связываются вместе, получается форма, подобная крестовому своду, достаточно прочная, чтобы выдержать, например, вес соломенной крыши. Связывая ивовые прутья немного по-разному, можно получить образцы сводов и арок»[vii].

Муся: Это же «Хижа!» Хижина!

Бася: Нет, это жижа, пагубь. Профессор, Вы слышали об Икскюле, Якобе Фон. Когда мы пришли и выделили этот газон, так празднично пришли, как опьяненные почвенники… «Невозможно представить себе великана предметом любви»[viii]. Мне трудно говорить. Я – единица информации. Вы, по сути, совершили операцию сегментирования. Но почему Ваше сегментирование не идёт радикально дальше? Должно произойти нечто из ряда вон, катастрофическое.

«Легко показать, что животное, реагирующее на голос другого животного, отвечает не на то, что объективно отражает данный голосовой сигнал, но отвечает на самый этот сигнал, который приобрел для него определенный биологический смысл.
Так, например, если поймать цыпленка и насильно удерживать его, то он начинает биться и пищать; его писк привлекает к себе наседку, которая устремляется по направлению к этому звуку и отвечает на него своеобразным квохтанием. Такое голосовое поведение цыпленка и курицы внешне похоже на речевое общение. Однако на самом деле этот процесс имеет совершенно другую природу. Крик цыпленка является врожденной, инстинктивной (безусловнорефлекторной) реакцией, принадлежащей к числу так называемых выразительных движений, которые не указывают и не означают никакого определенного предмета, действия или явления; они связаны только с известным состоянием животного, вызываемым воздействием внешних или внутренних раздражителей В свою очередь и поведение курицы является простым инстинктивным ответом на крик цыпленка, который действует на нее как таковой — как раздражитель, вызывающий определенную инстинктивную реакцию, а не как означающий что-то, т. е. отражающий то или иное явление объективной действительности. В этом можно легко убедиться с помощью следующего эксперимента: если привязанного цыпленка, который продолжает пищать, мы закроем толстым стеклянным колпаком, заглушающим звуки, то наседка. отчетливо видя цыпленка, но уже не слыша более его криков, перестает обнаруживать по отношению к нему какую бы то ни было активность; сам по себе вид бьющегося цыпленка оставляет ее безучастной. Таким образом, курица реагирует не на то, что объективно значит крик цыпленка, в данном случае на опасность, угрожающую цыпленку, но реагирует на звук крика»[ix].

Мы всё больше разъединяемся. Сегментируемся. Но Вы, Профессор, скрываете этуужасающую картину. Колбоногие, пузырено́гие! Нужно провести околпачивание!

Профессор (шепчет на ухо Басе): Так, так. Вы о трипсах?

Муся: Только не наушко! Вы же усилите эффект дефектоскопа!

Толпа: Мы всё услышали! Трипсы, трипсы, трипсы!

Бася: Крохотны, вертлявые…

Толпа: Трипсы!

Бася: Их так много! Бедная бабочка! Трипс! Чудовище! «Из его перепончатых ног выделился круглый шар около ста футов в диаметре и, с легкостью мыльного пузыря, опустился на поверхность»[x]. Он, словно«крошечный комар балансирует на футбольном мяче и, забавно подпрыгивая, подвигается вперед»[xi]. Я никогда «не видел такого поразительного похода чудовищ, действующих дружно и согласно»[xii].

Толпа: Трипсы!

Бася: «И никуда от этих трипсов не денешься, потому что в цветке они полноправные хозяева – здесь их дом»[xiii].

Толпа: Поймать их можно?

Бася: «Ха-ха, трипсов невозможно задержать какой-либо сетью. А где дом у бабочки? У муравья дом – муравейник, у паука – дом из паутины. А у бабочки?»[xiv]

Где дом? Нам будет снится этот газон? Найду ли я здесь свою детскую спальную? Не неповторимость, тот взгляд, что сам кружит и льнет... (плачет). К порушенным и порыжелым артефактам. Куда мне упасть, куда мне упасть, куда мне упасть как не в траву?!«Только один путь к спасению — порхать и кружиться на месте»[xv].

Муся (даёт Басе пощечину): Вот тебе! Не зазнавайся! Кто-то опять вклинивается в трансляцию на фолк-локатора работает дефектоскоп

Бася: «Клык чудовища прорезал, как саблей, нежный газ ее левого крыла»[xvi]. Это уже второй раз!

Муся: Не зазнавайся. Я хоть детство свое страдальческое не осознаю в полных мерах, но попытаюсь восстановить, хотя бы отрывочно. О это одиночество, проведенное в абсолютно пустом доме, оно равноценно худшему кошмару, как по мне, ибо и земля пустая под тобою, и вверх глядишь — небо пустотное. галлюцинации умышленные и невольные возникают. и надеяться не на кого. Ещё и переживаешь за род отбывший: лично у меня это было обострено. Вдруг пережует поездом иль ещё чем. Жуть. В квартире одиночество не так остро переживается, разумеется, так как люди все-таки вблизи имеются, хоть и малознакомые. Путь погашения его, бескрайнего чувства мнимой, порою и добровольной брошенности, можно проходить чрез полную концентрацию на чем-либо ранее малозначимом, например, в моем случае, на пении, используя свой недоношенный артланг, фикциональный язык. Или на рисовании, выбирая в качестве полотна двери, стены, любые другие доступные поверхности.

Бася: А ты любила петь в чулане? Это всё возможно вернуть, приоткрыть.Мономания? Нет лишь желание. Тот кто делится со мной глубиной визионерских пространств, таимых комнат может это. «Вот подхожу и заглядываю: там сидит призрак мальчика. Ему лет семь или восемь на вид; молча и не шевелясь, он рассматривает книгу перед ним на столе. И вот узнаю с замиранием сердца, что это мой двойник! Эта темная курточка была моею: я носил ее когда-то. И книгу эту я видал прежде много-много раз, этот старый и истрепанный журнал. Вот вижу: умершая книга раскрыта на странице, где большая гравюра изображает голову великана с закрытыми веками и серьгами в ушах, двух рыцарей с мечами и трех дам, и мрачный пейзаж окрест. И узнаю в ней один образ, смутно и бессвязно хранящийся в памяти моей доселе из далекого детства, и знаю теперь, откуда он возник: то воспоминание о давней книге, уж много-много лет не виданной»[xvii]. «Я бродил по комнате; дотрагивался до стен ее, когда-то обычных; я трогал и брал в руки свои прежние игрушки, бесследно забытые»[xviii].«Как бесследно затонули эти предметы в глубинах моей памяти! Никогда в моей жизни не всплывали они оттуда. Но, чудилось мне, теперь я сам спустился в глубины, где таятся они, сам стал минувшим, и гляжу на них, выцветших, дивясь, и радостно твердят голоса памяти: "Это они, которых ты без следа забыл на столько годов!"»[xix]

Муся: Ты же знаешь, что потом произошло… Вы же помните, как мы познакомились?

Бася: «В городе Анка попадает в компанию беспризорников, под руководство девушки Кати. Анка зарабатывает тем, что поет на улице, а выручку у нее отбирают беспризорники – за это они кормят и одевают слепую, а Катя, как может, бережет слепую девочку и не дает ее никому обидеть… Идет время, полное событий, приключений, бродяжничества, мелких преступлений, но твердая и нежная воспитательная политика советской власти все более и более приучает беспризорных, слепых и несчастных подростков к труду и ученью.
Анка выросла в большую девушку. С детства она умела петь – то как нянька, то как нищенка, и теперь у нее образовался большой природный голос. Ее определили в школу учиться пению, и Анка стала известной знаменитой артисткой»[xx].

Бася: А хотите расскажу рецепт «Расколотого кувшина»

Толпа: Нет!

Бася: Итак, нам понадобится один Адам. Сможете найти больше, я Вам рукоплескаю, ха-ха. До грехопадения или после – исключительно на Ваш вкус. Адам помещается в уже разогретую «судную горницу». Лицо Адама следует натереть булыжниками до приличной ссадинистости.
Далее нам понадобится пара штук озорных мальчишек. Это могут быть Паяльник и Черепушка, Лентяй и Таракан, Бубен и Удавчик, или, например, Дородный Хлыст и Прищемленный Хвост. В крайнем случае, Вы можете использовать Басю Безмисицу. Его хватит и одного. Только обращайтесь с ним с крайней осторожностью!
В общем, мальчишки должны покрыть лицо Адама (уже предварительно украшенное ссадинами) синяками, чтобы лик его походил на сливу сортов Marjorie’sSeedling, Pershore, Swan. Ну или хотя бы на Avalon.
Далее помещаем исстрадавшуюся голову Адама в печку…

Толпа: Тише, кто-то выбирается из-под куста.

Старик с огромной седой бородой, в феске (обращается к Басе):«Вы опять забыли о своей работе? Вы видите, эту траву? Вы должны подрезать эту траву машиной каждую неделю»[i].

Бася: Но я… Это кажется бесконечным.

Муся: Убирайся! Проклятый заяц!

Профессор: Тише. Это же главный садовник Хортуланус. Мы его разбудили. Теперь мы в его власти.

Муся: Никакой это не садовник, никакой не Хортуланус. Это же виритник[ii] известный,

Хортуланус: «Вы должны поклясться своим Богом»[iii]. «Вы должны обещать, что вы сделаете это, невзирая ни на что»[iv].

Бася: «Я обещаю»[v].

Муся: Милый Бася, почему Вы слушаетесь его?

Хортуланус: «Нет, обещайте точно. Вы должны обещать, что будете делать это, что бы ни случилось, кто бы ни пытался остановить вас. Многое может случиться в жизни"[vi].

Бася (Мусе шёпотом): Я должен сделать это. «Его слова вызвали в моем воображении зрелища ужасающих происшествий при покосе этих газонов. Я умер бы, если необходимо, в работе, подстригая эти газоны»[vii].

Муся: Профессор! Вы должны помешать этому! Пусть осы нападут на злодея! Хоть осы нежалобны, просятся, но тут же по нападкам, не просидишь в общем – побегаешь. Хуже чем заяц они плясанный, их в нежаль подавить, если хвост их колючий ядовитый купировать подальше; аважен всюдой непомарка, не защитит, Так пусть гнëзда те же осиныя развесить, ну на нет, мало ли что через него просмотреть, не лишнее массировать глаз о или щепку или чугунъ, как добычу высматривашь туда вокругом, а если нет его то ни к чему обращение к ненужной якобы земле, якобы неинтересно.

Профессор: Значит, теперь так мы говорим! Пускай. Это муха. А, ну это муха. Хотя нет, это оса как раз нет. Это как раз оса. Какую-то осу поймали. Какую-то осу. Ну пусть она пока там. А это еще что? Она там не умрет. Какую-то осу поймёт.

Толпа: Тю-тю-улюлю!

Муся: Не надо понимать осу, спасите Басю!

Бася: Нет, мне так лучше. Теперь я наполнен любовью, к любому человеку, к газону или к себе – не имеет значения. «Моя грудь значительно расправилась, сверх нормально возможного. Я, ребенок, незначительный выступ в мире, в мире, который принадлежал взрослым, был попрошен исполнить нечто, что было очевидно важно»[viii]. Господин Хортуланус, я готов скосить все городские газоны за три дня!

Хортуланус: «Надо суметь сделать это в один день. Это важно»[ix].

Бася: Я немного боюсь…

Хортуланус (положил руку на мое плечо и тяжело оперся на Басю): «Это важно, потому что, когда вы сможетеподрезать газоны за один день, я дам вам другую работу»[x]. Но сейчас Вы должны мне помочь прогуляться до луга. Он здесь неподалеку, но мне трудно ходить.

Муся (в слезах): Ему так нужна работа. Вот и доигрались в Мурку.

Бася: Рулонные газоны для благоустройства. Понимать различия между видами травяных покрытий. Разумное решение для благоустройства. Современное натуральное зеленое. Любой газон требует к себе ухода и внимания. Уход за газоном. Как минимум раз в неделю его надо пропалывать, а ещё лучше скашивать.

Хортуланус: «Надо суметь сделать это в один день. Это важно»[xi]

Бася: Да, травяное покрытие однородно и при правильном уходе долго сохраняет насыщенный зеленый цвет. Мягкая упругая трава под ногами, отсутствие открытых, «голых» участков земли, свежий запах растительности.

Хортуланус: Ты должен «бороться с вредителями, грибами, сорняками и насекомыми, расходуя около 80 тонн воды в день и обращаю внимание на то, чтобы травинки росли симметрично и газон выглядел как ковер»..

Бася: Обыкновенные газоны. Партерные лужайки. Спортивные площадки. Цветущие мавританские покрытия. Тенистые газоны. Специальные покрывала зеленого цвета

(Бася и Хортуланус уходят)

Муся: А почему мы не можем пойти на лужайку?

Пространство газона расширяется, вдалеке видны сочные луга. «По всему лугу словно соломенные крыши хат, густо стоят стога»[xii].

Профессор: Мы заперты Великим Садовником. Мы теперь как те самые цыплята из игры Легендарная Мурка. Неслучайно его имя Хортуланус. «Hortulanus – садовник». «Hortulus – это садик, hortus – сад, но так же и отдельный виноградник, а изначально – всякое отгороженное место»[xiii].

Толпа: Проклятый садовник нас отгородил!

Муся: Обогородил! Знам, знам, не завирайте. Никакой это не садовник, а виритник[xiv] вредный, Григорий Шарабара!

Обогородил. Я видела, как Вы свистели в свисток! Вы разбудили гада. А Бася Вам просто не нравился, он постоянно встревал. Да, такой уж у него характер…

Профессор: Не кощунствуйте, скорее облагородил. На самом деле мы служим одному делу. Но Хортуланус спас Басю, поверьте. Он услышал детский плач и крик, это его взволновало. Мне он рассказывал, что такое уже случалось в его молодости. В 1888 году. Тогда Хортуланус увидел, что «посередине обведенного чертою по земле круга стоит один из мальчиков и, рыдая, делает какие-то странные телодвижения, а остальные в некотором отдалении стоят и хохочут над ним»[xv].

Толпа: Он такой старый?!

Муся: Вы с ним знакомы?!

Профессор: Эти игры в цыплят очень опасны. «Мальчик принадлежит к секте «езидов» и что вот вокруг него провели черту, и теперь он не сможет выйти из нее, пока они ее не сотрут. Мальчик, действительно, всеми силами пытался перейти заветную черту, бился, но ничего не мог поделать. Я подбежал, быстро стер с земли черту, и тогда мальчик выбежал из круга и со всех ног пустился бежать»[xvi].

Муся: Не видела я тут никакого круга!

Профессор: Шмели делают. Вот они на яркое реагируют, прилетели, круг сделали, поняли, что вы совсем невкусные, да, и улетают дальше. А Бася слишком вкусный оказался!

Муся: Вы только посмотрите! Бася и садовник поднимаются по тропинке к лугу. Там появляется теплица огромная. Раньше его не было. Прозрачный. Как парник. А рядом курятник. Ох, слава Богу, не в курятник!

Профессор: Это у нас тропинки, да? Это тропинки, да. Здесь теплотрасса, она естественным путём образовалась.

Муся: Тёплая хоромина на святом месте построена? Палку надо класть, черту им перечить. Бросать! Только того бродягу не берите, мало ли и он обратится, рыло немытое, в беспутика.Тайные, стайные двери отверз Шарабара. Я когда теперь по тропам хожу, Анку не замечаю. Она бывает наперерез чешет по другой тропе, да поёт, завлекает. В разговор впутать готова, а потом и пересечение начудит. И заухат-заухат-заухат-заухат.

Молчать надо. Замыкальщину творить (отворачивается).

Профессор: Вообще, конечно, немножко не так поступать надо. Или надо это всё в мешочек вываливать. А у кого нет полиэтиленового мешка?

Толпа: Сейчас я посмотрю.

Муся: Да, да, вы уж посмотрите! Посмотрите! «подсознательное отвращение к БЕЗМОЛВИЮ! концепция, которой суждено было витать на самой вершине Духа, произвела на свет всего лишь анорексичную позитивную мышь по имени «коммуникация», а также идиотскую и гадкую утопию под названием "толки"»[xvii].

«А жалкий этот Буайе, эдакая сума перемётная, из особой любви к видимости сделал противостояние невидимым – так пусть же он теперь вертится, прыгает, требует внимания к своему эпистолярному и прочему скоморошеству, вопя во всю глотку посреди всеобщего безразличия, в окружении скорпионов – там ему и место»[xviii].

Но не ваш чёртов мешок. Смотрите, Бася выносит косу.

Профессор: Какую-то осу поймала. Какую-то осу. Ну пусть она пока там. А это еще что?
Она там не умрет. Какую-то осу поймёт.

Муся: Не надо осу понимать! Теперь они идут на луг, смотрите. Садовник взял косу в обе руки и замахнулся. Он собирается косить траву.

Профессор: Покос понравился?

Толпа: Да это просто так неожиданно.

Профессор: Ну не покос, покос это всё-таки сено косить.

Толпа: Укос.

Профессор: Укос?

Толпа: Укос.

Профессор: Хорошо, ухост, хвост. На циклопах. Никто не любит великанов.

Муся: Нет, он не может косить. Такой бледный и усталый. Старая развалина. Ха-ха, ему же не меньше 150 лет.

Профессор: Простого беленького бы нам.

Толпа: Простого беленького нет.

Профессор: Давайте какой есть. Лучше прозрачный, конечно.

Толпа: Прозрачного нет.

Профессор: Прозрачные, чтобы мы увидели их. А так мы ничего не увидим.

Муся: Вы правда хотите их увидеть? Хотите помочь Басе?

Толпа: Я могу стоять в магазине «В небо». Тут есть, кстати, магазин рядом, может у них попросить?

Профессор: Ну сходи, сходи.

Толпы: Прозрачные или нет? Прозрачный или нет?

Профессор: Прозрачный. Саблестянка, смотрите, мы её уже отпускаем. Кто-то сам вылетает, спасается.

Муся: Садовник возвращает Басе косу, тот несёт её в сарай.

Профессор: Вот. Это опять какой-то... Туришмель, туриас. Это опасно уже держать. Отпускаю.

Толпа: Да, давайте.

Муся: Отпустите уже Басю!

Толпа:
Восхитительный парк, построенный в 1888 году, состоит из одного из самых высоких парков и самых высоких пляжей.
Восхитительный парк, построенный в 1888 году, состоит из одного из самых высоких парков и самым высоких пляжей.

Муся: Не проклятый ли это парк Бют-Шомон? Не каменная виселица Монфокон?

Толпа: Что-что?!

Муся: Бют-Шомон Монфокон Бют-Шомон Монфокон Бют-Шомон Монфокон Манджафуоко!

Толпа: Что-то?

Муся: «Знаменитый парижский парк Бют-Шомон был устроен по проекту инженера Альфана в гипсовом карьере, и этот затейливый ландшафтный дизайн, в котором использованы совершенно искусственные, пусть и заметные приёмы, внушает посетителям глубочайшее и в то же время эфемерное чувство природы – сродни тем снам, что надолго остаются в памяти, хотя их иллюзорность не вызывает ни малейших сомнений»[xix].

Толпа: Есть билеты? Остались? Хотим!

Муся: «Оторванная голова катится по мостовой и застревает в люке для водостока»[xx].

Толпа: Плеск и ликование народное!

Муся: «Там невозможно заниматься любовью, и точно так же там нет места ни папийону, ни композиту, ни кабалисту. Там не разрешается даже откровенно скучать, а можно лишь исчезнуть и слиться с декорациями. Так называемое «частное» пространство должно быть своего рода закоулком в общественном пространстве, который позволяет человеку укрепить своё «я» во взаимоотношениях с окружающими или, наоборот, отстраниться от него, то есть частное пространство должно допускать возможность десубъективации»[xxi].

Толпа: Частное пространство! Мы так называем!

Муся (старается перекричать толпу, заклинательно):

Встреча с птицами в Македонии Встреча с птицами в Македонии Встреча с птицами в Македонии Встреча с птицами в Македонии Встреча с птицами в Македонии Встреча с птицами в Македонии

Запомня-запазване птицу Северной Македонии начально вот: — скопљесские брсяцы, семейства голо налетевшие скопиные просят хоровод. Как кричал прилеповый птенец-поганка, с размаху о карминовом мальке со парой;
Повлечëм е.

Ура, Бася возвращается! Неужели ухлопали колдуна?!

Бася: Помню знакомый запах хлороформа.

Муся: Знакомый? Почему?

Бася:
«Ну что же, я пойду с тобой,
Когда под небом вечер стихнет, как больной
Под хлороформом на столе хирурга»[xxii]

А Вы кто?

Муся: Намы не на вы нам на мы и только вы не мы.

Бася: А кто-то из них мы?

Муся: Вас мы понутренно?

Бася: Чувствовали?

Муся: Вы нас уставили полувыть, как наше забываемо всё о всём, а ваше ж оставляется и ждëтся косношаганий об лесой.

Бася: Наше тоже порой забываемо, всё о всё.

Муся: Есть, бывают, иногда с полпути от школы к дому, а уже другой. Или шапку протерял или ухо так сильно надуло, на что-то оглох с холодом, на чтонто прилёг. Уже другой.

Бася: Хоть в тот же дом возвращайся, или на тот, откуда вышел. А некоторые всю жизнь ходят разные.

Профессор: Вот этот, подражающий осам, мимикрия называется, подражающий осам, мухам, журчалкам. серфинам. Встреча с другими людьми. Вот те самые. Примакэ... Что такое выскочил?

Муся: Да, те самые, прикамские! И никто там больше не выскочит. Шарабара, «вот и барахтайся теперь в этих кустах до утра»[xxiii].

Бася: И он меня (нас) не признаёт!

Профессор: Хотел, чтобы живот был...

Муся: Вас мы понутренно?

Профессор: Ну маленькие, очень маленькие у вас. Но здесь пока не кузнечики. Это колубки.

Муся: Может клобуки?

Бася: Может «Чёрные клобуки»?

Муся: Да, вы «свои поганые».

Профессор: Я переживаю, что…

Муся, Бася: Не переживайте!

Профессор: «Пока» показывается, показывается, что у нас уже много всяких людей. I'mgoingtogotothebus.

Толпа (аплодирует): До свидания! (шепотом) Сумасшедшие!


СПИСОК  ЛИТЕРАТУРЫ
i Фридрих Ницше, «Весёлая наука».
ii Марко Сенальди, «Краткая история Хаоса».
iii Игорь Круть, Игорь Забелин, «Очерки истории представлений о взаимоотношении природы и общества».
iv Там же.
v Федор Человеков, «А. ЕРШОВ. В поисках родины. Рассказы. 1910—1937».
vi Деревни и фольклор, 1938 г. https://www.narova.eu/folklor-1
vii Йоахим Радкау, «Природа и власть. Всемирная история окружающей среды».
viii Там же.
ix Там же.
x Френсис Йейтс «Джордано Бруно и герметическая традиция».
xi Александр Пшера, «Интернет животных».
xii Томазо Кампанелла, «О чувстве, заключенном в вещах, и о магии»
xiii Там же.
xiv Френсис Йейтс, «Джордано Бруно и герметическая традиция».
xv Ростислав Кинжалов, «Орел, кецаль и крест: Очерки по культуре Месоамерике».
xvi Иоганн Стефан Кестлер, «Экспериментальная физиология Кирхера».
xvii Роберт Фрост, «Бюрократично».
xviii Притчи Соломона 6:6-8
xix Деревни и фольклор, 1938 г. https://www.narova.eu/folklor-1
xx Падара (помор) – буря, сопровождающаяся выпадением мокрого снега, вьюга и всякая плохая погода с сильным ветром, а также сильное волнение на воде при свежем ветре на северных берегах.
xxi Сказки, былины, загадки и игры https://www.narova.eu/folklor-2
xxii Николай Благовещенский, «На литейном заводе (Из очерков русского чернорабочего труда)».
xxiii Там же.
xxiv Там же. xxv Григорий Верещагин. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3: Очерки русских Вятско-Прикамского края. Кн. 2. Вып. 2. С. 93.
xxvi Камиль Фламмарион, «Небо христианского мира».
xxvii Игорь Васильков, «Следопыты в стране анималькулей».
xxviii Там же. xxix Йоахим Радкау, «Природа и власть. Всемирная история окружающей среды». xxx Легенды об иконах http://www.unn.ru/folklore/flegico.htm
xxxi Василий Слепцов, «Владимирка и Клязьма (Дорожные заметки)».
xxxii Баазр Бечеев, «Сказка или поэма-сказка?: о жанровой принадлежности текстов А. Тайва и на. Узме». xxxiii Ольга Христофорова, «Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России».
xxxiv Баазр Бечеев, «Сказка или поэма-сказка?: о жанровой принадлежности текстов А. Тайва и на. Узме».
xxxv Василий Слепцов, «Владимирка и Клязьма (Дорожные заметки)».
xxxvi Йоахим Радкау, «Природа и власть. Всемирная история окружающей среды». xxxvii Владислав Дегтярев, «Коллаж, механизм и руина».
xxxviii Эдмунд Бёрк, «Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного».
xxxix Алексей Леонтьев, «Общая характеристика психики животных».
xl Джеймс Барр, «Мир испаряющейся капли».
xli Там же.
xlii Там же.
xliii Наталья Романова, «Где её дом?».
xliv Там же. xlv Джеймс Барр, «Мир испаряющейся капли».
xlvi Там же. xlvii Александр Иванов, «Стереоскоп».
xlviii Там же.
xlix Там же.
l Федор Человеков, «А. ЕРШОВ. В поисках родины. Рассказы. 1910—1937».
li Фриц Петерс, «Детство с Гурджиевым».
lii Колдун. liii Фриц Петерс, «Детство с Гурджиевым».
liv Там же.
lv Там же.
lvi Там же.
lvii Там же.
lviii Там же.
lix Там же.
lx Там же.
lxi Там же.
lxii Владимир Пеньков, «Подарок охотника».
lxiii Фридрих Юнгер, «Итальянский, французский и английский парки».
lxiv Колдун
lxv Георгий Гурджиев, «Встречи с замечательными людьми».
lxvi Там же.
lxvii Тиккун, «Об экономике как чёрной магии».
lxviii Там же.
lxix Там же.
lxx Даниил Хармс, «Случаи».
lxxi Тиккун, «Об экономике как чёрной магии».
lxxii Томас Стернз Элиот, «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока».
lxxiii Владимир Пеньков, «Подарок охотника»

Made on
Tilda