Волйахим Йегрес
Родился в городе Керчь в девяносто девятом. В ноль лет получил имя Серёжа, в три года начал играть в модельки и врезался в диван на красной Ламборгини, в пять лет женился на девочке Юле из детского сада, в возрасте десяти лет я потерял любимых солдатиков где-то во дворе, с тех пор их воспитывала улица. Шесть лет учился в универе на приколиста. В 22 года упал с общаги, когда лез на четвёртый этаж. 10-го января дочитал роман Гамсуна «Виктория», теперь Виктория для меня как открытая книга. Позавчера кушал картошку фри и запивал её колой. Являюсь основателем собственных стихов, здесь могла бы быть ваша реклама, пишу в стиле — напишу-ка я стих.
«Ребёнок букв»
Это всё моё любимое слово,
И если выражаться им, то цветёт на душе
В апельсиновом цвете взбитое молоко с мёдом,
Как сплошное романтизированное клише.
И если выражаться им, то цветёт на душе
В апельсиновом цвете взбитое молоко с мёдом,
Как сплошное романтизированное клише.
1.
Прожектором луны на голову извёстка
Струится пеплом мрамора, как рядышком левкой,
Так тихо здесь, но я и так спокоен, въявь Вижу небеса и рой блестящих звёзд
Ночь и люди спят, и богу жарко летом, Сидит в саду моём и только полон дум. Но он не знает, что я наблюдаю с этих Двух рамок у окна, дыша лишь в такт ему.
А после он, заметив, что отрок-то на стрёме,
Сидя, как на картине в Гефсиманском Ге, Так тут же, вставши слёту, ведь поступь раскалённа, Шагнёт вдруг за порог он и не закроет дверь.
2.
Мы с тёмных улочек сварливых
Свернём, ведь лунною метлой
Нас обметают, говорливых, Не приговаривай потом,
Как ночь погибнет на рассвете. Идём с тобой, идёшь со мною, И что мы будем делать с этим Светилом, что над головою?
Оно зверьком крадётся в небе В нору, что в высях, в облаках. Ты снежна, милая, ты - север, Я - юг, что молоко лакал.
Мы шли гулять, и в промежутке,
Меж тропок складных, где базар, Я тебе шутки-прибаутки Все в присказках пересказал.
И ты, и я, в веселье полном,
И делим на двоих, квартал, Он-то закончился, но помнит, Как я тебя поцеловал.
А после в утренних раскрасках,
Идём быстрей, но не спеша,
И взглянет бог глазком-указкой На наш великолепный шаг.
Но в светлой улочке сопливой
Свернём, ведь солнечной метлой Нас обметают, говорливых, Не приговаривай потом.
3.
Цвети, цветик мой, свети свято, свет!
Кто опоясался плясками, в лунный след? Встретится встречное - плодом неспелым, В рупор ораторский мы бы вам спели бы.
Всё о чём мыслите, нужно ль вам, нужно ль вам? Там незабудочек лепестков кружево,
Это ль фонарное сердце там светится?
Бегу колесницей в бреду околесицы. Пятаками златыми ты взгляни, незнакомый, Как в твоей пятерне господь щеки умоет. Я же с ломанным словом тут словно - конечность, Троллейбус извечный вези до конечной. Где стихи в подворотне - буквы невпроворот и В горле-водовороте язык неповоротлив. За воротами - ров, с ветром-мордоворотом Воротила листва ржавыми приворотами. Но когда-то давно осень телом осевшим,
Раскрошила себя, в шарфе зимнем запревши, И каштановым цветом в несметные выси, Взметнулась чтоб рыжими кудрями выситься.
Давно и зима была, знало ли небо?
Кто алкал и лакал пески белых молебнов? Ростовщик поскользнулся не дойдя к незнакомцу, Ведь дорожная наледь с башмаками знакомилась. Как блестит белизна на моргалах смотрящих, И не вымолвит речь её пасть говорящая! Но десницей у рёбер как в храме, в иконах, Оставит орнамент мне в раме оконной. А весна-менестрель в миг цветочной пастелью, Всё ж укроет прицельно метели постельные.
Под весною плетёмся по тропке протоптанной, Головы склонены, нам горло в гарроту, но Чаще стучит в этих венах горячих пульс. Дайте мне слово - я выстелю, вытянусь.
Выгнусь, как строки из строчных истоков и
Ввысь до вершин этой далью далекою, Рысью закатною выползу на лучи Мёртвый поэт меня этому научил. Нарциссы - янтарны, им нравится быть одним, Но всё же прижмусь, я всё ж приголублю их.
Ты продай, незнакомец, те зырки, что мечутся, За медный прилавок да в ларчик процентщицы. Она примет за грош эти звёзды - их тысячи, А залпом апрельским черемух не высечь ей.
Скитаясь по запаху пряного, терпкого, Маюсь, но цветик не знает об этом, он видит: цветущее, вертится спелое...
В рупор ораторский мы бы вам спели бы.
4.
Не занавеситься в поместье,
Господь, твоими занавесками, Но настучаться лбом в окно.
Я тише трав, лукавлю, тиши, И ниже облака, что выше Таких же белых облаков.
Когда кроваво полоснёшь ты Заката горло над дорожкой, Я всем скажу, что маки то!
Усталый, ты рисуешь даль, и Будет вдавлена ногами Она в поля, где смоль - сукно.
Как ночка с лунными плечами Фаянс моей души не чает, Так любит нить веретено.
Но знаю, завтра вереницей
Взметнут куда-то твои птицы, Не зная, как заведено.
5.
Под зимним снегом лик, векА.
Припорошило, улеглось, и Сшила нежная пурга Печальную строку, морозную.
Я врос в поэзию как грусть.
Я не сорняк, но и в цветении Мне не найти себя и пусть, В касании кудрей твоё темя.
И вижу ледяной туман, Обливший белизною тени, Я выхожу, и сарафан Березки замести успело.
Но смелый вид: грядущий бал,
Где хлопьев бег подошвы кроют, Как в небе сумеречно ноет Усопших сонм, и ты нова.
Восстал и зимний Кара-Даг, Тебя застать, быть может, стоит? Я стойкий здесь, но я не стоик, На карте мира — города.
Лишь тонких прядок льется ряд,
И обмануть себя не смею,
Под зимним снегом лик, и, да, Я знаю, что к тебе успею,
В Орджо, автобусом, туда.
Прожектором луны на голову извёстка
Струится пеплом мрамора, как рядышком левкой,
Так тихо здесь, но я и так спокоен, въявь Вижу небеса и рой блестящих звёзд
Ночь и люди спят, и богу жарко летом, Сидит в саду моём и только полон дум. Но он не знает, что я наблюдаю с этих Двух рамок у окна, дыша лишь в такт ему.
А после он, заметив, что отрок-то на стрёме,
Сидя, как на картине в Гефсиманском Ге, Так тут же, вставши слёту, ведь поступь раскалённа, Шагнёт вдруг за порог он и не закроет дверь.
2.
Мы с тёмных улочек сварливых
Свернём, ведь лунною метлой
Нас обметают, говорливых, Не приговаривай потом,
Как ночь погибнет на рассвете. Идём с тобой, идёшь со мною, И что мы будем делать с этим Светилом, что над головою?
Оно зверьком крадётся в небе В нору, что в высях, в облаках. Ты снежна, милая, ты - север, Я - юг, что молоко лакал.
Мы шли гулять, и в промежутке,
Меж тропок складных, где базар, Я тебе шутки-прибаутки Все в присказках пересказал.
И ты, и я, в веселье полном,
И делим на двоих, квартал, Он-то закончился, но помнит, Как я тебя поцеловал.
А после в утренних раскрасках,
Идём быстрей, но не спеша,
И взглянет бог глазком-указкой На наш великолепный шаг.
Но в светлой улочке сопливой
Свернём, ведь солнечной метлой Нас обметают, говорливых, Не приговаривай потом.
3.
Цвети, цветик мой, свети свято, свет!
Кто опоясался плясками, в лунный след? Встретится встречное - плодом неспелым, В рупор ораторский мы бы вам спели бы.
Всё о чём мыслите, нужно ль вам, нужно ль вам? Там незабудочек лепестков кружево,
Это ль фонарное сердце там светится?
Бегу колесницей в бреду околесицы. Пятаками златыми ты взгляни, незнакомый, Как в твоей пятерне господь щеки умоет. Я же с ломанным словом тут словно - конечность, Троллейбус извечный вези до конечной. Где стихи в подворотне - буквы невпроворот и В горле-водовороте язык неповоротлив. За воротами - ров, с ветром-мордоворотом Воротила листва ржавыми приворотами. Но когда-то давно осень телом осевшим,
Раскрошила себя, в шарфе зимнем запревши, И каштановым цветом в несметные выси, Взметнулась чтоб рыжими кудрями выситься.
Давно и зима была, знало ли небо?
Кто алкал и лакал пески белых молебнов? Ростовщик поскользнулся не дойдя к незнакомцу, Ведь дорожная наледь с башмаками знакомилась. Как блестит белизна на моргалах смотрящих, И не вымолвит речь её пасть говорящая! Но десницей у рёбер как в храме, в иконах, Оставит орнамент мне в раме оконной. А весна-менестрель в миг цветочной пастелью, Всё ж укроет прицельно метели постельные.
Под весною плетёмся по тропке протоптанной, Головы склонены, нам горло в гарроту, но Чаще стучит в этих венах горячих пульс. Дайте мне слово - я выстелю, вытянусь.
Выгнусь, как строки из строчных истоков и
Ввысь до вершин этой далью далекою, Рысью закатною выползу на лучи Мёртвый поэт меня этому научил. Нарциссы - янтарны, им нравится быть одним, Но всё же прижмусь, я всё ж приголублю их.
Ты продай, незнакомец, те зырки, что мечутся, За медный прилавок да в ларчик процентщицы. Она примет за грош эти звёзды - их тысячи, А залпом апрельским черемух не высечь ей.
Скитаясь по запаху пряного, терпкого, Маюсь, но цветик не знает об этом, он видит: цветущее, вертится спелое...
В рупор ораторский мы бы вам спели бы.
4.
Не занавеситься в поместье,
Господь, твоими занавесками, Но настучаться лбом в окно.
Я тише трав, лукавлю, тиши, И ниже облака, что выше Таких же белых облаков.
Когда кроваво полоснёшь ты Заката горло над дорожкой, Я всем скажу, что маки то!
Усталый, ты рисуешь даль, и Будет вдавлена ногами Она в поля, где смоль - сукно.
Как ночка с лунными плечами Фаянс моей души не чает, Так любит нить веретено.
Но знаю, завтра вереницей
Взметнут куда-то твои птицы, Не зная, как заведено.
5.
Под зимним снегом лик, векА.
Припорошило, улеглось, и Сшила нежная пурга Печальную строку, морозную.
Я врос в поэзию как грусть.
Я не сорняк, но и в цветении Мне не найти себя и пусть, В касании кудрей твоё темя.
И вижу ледяной туман, Обливший белизною тени, Я выхожу, и сарафан Березки замести успело.
Но смелый вид: грядущий бал,
Где хлопьев бег подошвы кроют, Как в небе сумеречно ноет Усопших сонм, и ты нова.
Восстал и зимний Кара-Даг, Тебя застать, быть может, стоит? Я стойкий здесь, но я не стоик, На карте мира — города.
Лишь тонких прядок льется ряд,
И обмануть себя не смею,
Под зимним снегом лик, и, да, Я знаю, что к тебе успею,
В Орджо, автобусом, туда.
