К Иисусу

Господи, в тот день ты стучал в мою дверь.
«Отдыхай», — сказал ты с упреком нежным.
Комната в доме была свободна тогда,
но, не понимая, я не услышала голос.

Господи, и ты был голодным в тот день,
и в тот день ты испытывал жажду,
На столе моём были вино и еда,
но, не понимая, я не услышала голос.

Господи, и ты был ранен тогда,
ранен горем, ранен любовью.
Ты искал душу, и она есть у меня,
но, не понимая, я не услышала голос.

И по этим дорогам идёшь ты всегда,
и твой путь называется болью,
и по тем же дорогам ищу я тебя.
Господи, ты всё понимаешь, услышь мой голос!

***
Мы идём по улице, меня ведет ребенок,
держит маленькой рукой мою руку,
об опасностях в пути предупреждая.
И мы счастливы нашей общей дорогой,
он — поскольку не знает горя,
я — поскольку среди страданий
Бога я ищу и нахожу, и целую его руку,
руку моего проводника, моего ребёнка.


Пустая страница

Дай скорей карандаш и позволь написать.
Ты увидишь, как это легко —
заполнять всё стихами, когда тебя злит
пустота этих белых листков.

Ты не знаешь, что книга пустая моя
оттого, что не стану писать
я стихи не свои, вдохновения блажь,
ветру их не хочу доверять.

Я смотрю в твою душу, ты скажешь в ответ:
это лишнее, скажешь про стих
на странице пустой, о которой грустишь,
что пустая, как сотни других.


Колыбельная

Я пою тебе с комом в горле,
оттого-то мой голос и хриплый.
Я пою тебе снова и снова
безутешную свою песню.

Я спою ещё раз, если в покое
ты оставишь навсегда моё сердце.
Я пою, а ты все не засыпаешь.
Какая непослушная, боль моя!


Вчера, когда ты читал

Ты спросил: «тебе холодно?»
Отрицать это я не могла.
Прочитал на моём лице
Или в голосе холод узнал?

Так же холодно было тебе,
пусть читать по лицу не могу,
ведь твоя душа для моей
как в стеклянном закрыта гробу.

Ты велел мне закрыть дверь,
но я думаю, что закрыть пора
книгу про ледниковый период,
которую ты читал вчера.


Как это растение

Заблудившись на долгой дороге,
я запнулась об корень огромный.
Чтоб помочь, протянул мне ладони
куст, казалось бы близкий до боли.

Болью помощь его оказалась
переполнена, руки в шипах,
кровь лилась из моих бедных пальцев,
и, отпрянув, я стала рыдать.

Сколько раз обращались к душе мы
за поддержкой, но горький итог.
И какого бы я ни коснулась растения,
оставалась лишь боль от шипов.


Ты знаешь, когда

Сделай себя восходящего солнца лучом.
Или в прохладу вечернюю переоденься.
Или в душистый венчик цветка обратись.
Или прими птичью форму и голос.

И когда тепло твоё станет лаской солнца,
когда станешь ты ветром вечера или цветком,
или, если ты уже обратился в щегла,
возможно, тогда, но не раньше.


Здравствуй, весна!

И пускай морозный и влажный ветер
воет, врезаясь в холодные стекла,
и пускай всем людям кажется,
что это невыносимый зимний день,
один тёплый и свежий порыв
пробежал, напевая мелодию новую
и оставив записку «Здравствуй, весна!».
Дело в том, что ты у двери стоял,
словно на солнце, словно тебе не холодно,
и сказал мне радостно: «Добрый день».